В ушах шумит от разбушевавшихся гормонов. Я хочу присваивать её и трахать прямо здесь. Сейчас! Что, блять, не смела такого больше заявлять мне!
Но задыхаясь и подыхая внутри от того, что таких прав я на неё не имею и это пока не моя женщина, я торможу.
— Замуж?…
Облизываю горящие губы.
— Короче так… или ты мне сейчас убедительно объясняешь на какой хер тебе это «замуж». Или я начинаю крушить все к ёбанной матери в твоей жизни!!
— Я тебе ничего не должна!
— Со мной так не прокатывает, поняла? — рявкаю я. — Ну?! Зачем?
— По любви выхожу, — отворачивается. — А с тобой… ошибка была. Поссорились мы с Глебом. Дура я пьяная…
— Да-а-а??… — зверею я. — Вот как?
Сука! Меня ломает от её слов до болевых спазмов.
Враньё! Я помню твои слова, про то, как ты рада, что я случился у тебя. И там в них совсем другое было упаковано!
— А в глаза почему не смотришь?
— Смотрю!! — рявкает отчаянно и зло.
Замахиваюсь, чтобы отвесить ей пощёчину. Мне жизненно необходимо расхерачить что-то сейчас. Зажмуривается. Сжимаю пальцы до хруста в кулак. Не её, конечно. А её эту броню, сквозь которую не пробиться. А её… Ну как её можно ударить?… Бить здесь нужно явно кого-то другого. Поправляю упавшую на лицо, мокрую от слёз прядь волос.
Ей и так больно. А силой я ее броню не пробью. Она же не танк.
И я просто открываюсь, глядя ей в глаза.
— Я… — сглатываю. — Не могу без тебя, любимая. Поехали со мной… Ты не пожалеешь.
Мой голос хрипнет.
— Не надо… — бормочет жалобно, закрывает ладонями лицо. — Не было ничего. Уходи. Я Глеба люблю.
— А в поезде что было?…
— Ошибка.
— Скажи… что мне сделать… чтобы ты перестала врать мне? Поговори со мной, пожалуйста.
Целую её руки, пальцы, прижимают к себе.
— Ты же врёшь, Настя.
— Серёжа, пожалуйста, умоляю тебя — остановись.
— Я люблю тебя.
— Если любишь, остановись…
Не хочу ничего слышать. Целую ее двигающиеся губы. В какой-то момент она прекращает сопротивляться. И мы замираем так… плавая в нечаянно захватившей нас с головой нежности…
Где-то на заднем фоне, я загривком чувствую — что-то не то… опасность!
Звук открываемой двери…
Мы оба подлетаем на ноги. Краска отливает от лица Насти.
Она дергает меня в сторону. Практически заталкивает в тёмный кабинет между раздвинутых дверей-купе.
— Настюш? — слышу я голос Муратова. — Почему дверь опять открыта входная?
— Я умоляю тебя… — отчаянно шепчет мне Настя, закрывая мой рот ладонью и впечатывая в стену за дверью. — Тссс…
Её всю трясёт.
Ну, пиздец просто!! Еще в шкаф засунь!
— Пожалуйста… Пожалуйста!!
Ебать!
Окей!..
Киваю.
— Дорогая?.. — игриво.
Закрываю глаза, от вспышки ревности и адреналина меня внутри взрывает, окатывая жаром.
— Иду…
— Ты что там делала в темноте? Дрожишь вся… — слышу звук поцелуя.
— Окно закрыла. Холодно…
Глава 16. Дорога до эшафота
Глаза привыкают к темноте. Все в кабинете сначала приобретает очертания и тени, а потом я начинаю видеть детали. Из столовой я слышу их отдалённые голоса и редкий стук приборов о тарелки. Подхожу к окну и тихо отодвигаю штору, чтобы впустить больше света от фонарей.
На столе фотография Насти в рамке. Лента, корона, белое, словно у невесты роскошное платье. Это с того конкурса?.. И счастливая открытая улыбка на лице. Совсем юная еще. Взгляд наивный. Сейчас взгляд у неё совсем другой, с горчинкой и рассеянно равнодушный. И улыбки на её лице не бывает, только ухмылка. Но… там, в поезде, я видел её вот такой несколько мгновений. Не совсем такой конечно, с надрывом. Но…
Но я тебе обещаю, что ты будешь вот так улыбаться мне, как на этом фото!..
Мне хочется вытащить фотку и забрать. Ставлю на место… Я заберу её потом.
Поднимаю со стола пухлую визитницу. Пролистываю…
Прокурор, судья, глав врачи, судмедэксперты, директора филиалов банков… Вся местная знать! Но это нормально. Было бы странно, если было бы не так.
Тяну на себя ящик стола. Заперт. Но скважины от ключа нет. Присаживаюсь и снизу ощупываю пальцами столешницу. Я знаю такие столы. Здесь скрытый механизм. Удобно. Слету никто не залезет, а ключ не потеряешь. Но, не сейф, конечно. Подушечка пальца проскальзывает по едва ощутимой кнопке, сделанной вровень с поверхностью. Нажимаю.
Тихий щелчок…
Бумаги, паспорта… его, Настин… и… ювелирная коробочка из белой кожи. Открываю, в ней два кольца…
В ушах начинает звенеть. Послезавтра ёбанная свадьба!
Сжимаю коробочку в кулаке.
Дыши ровно, майор. Кольца… два куска металла. Херня. Как ты будешь вывозить, когда он к Насте руки потянет? А он потянет. Потому что невозможно её не касаться!
По-хорошему, надо сваливать сейчас. Потому что начинать разносить её жизнь вслепую — это опасно. А я сейчас всё разнесу, блять!!
Открыть окно и свалить. Ну?… Давай!
Но вместо того, чтобы сделать так, как надо, я задергиваю плотнее штору, сажусь в кресло и отталкиваясь от пола, отъезжаю чуть в сторону, в тень, чтобы меня не было видно из гостиной, но я видел всё.
— Коньяк? — слышу его приближающейся голос. Специфическое скрипение кожаного кресла, он садится в него. — Ты не зачастила, Настенька?
Поднимает её бокал. Ведет по губам кромкой, испачканной её помадой, вдыхает запах. Допивает до дна.
— Устала на работе… — вздыхает Настя, садясь в соседнее кресло.
— Ты отпуск оформила?
— Какой смысл? С вашей проверкой мы все равно никуда не сможем уехать.
— Пф… Что нам та проверка? Не первый раз проверяют. Но тип, конечно, несговорчивый, этот Зольников. Принципиальный. А слишком принципиальные в нашей системе долгожителями не бывают.
О, как…
— Глеб! — одергивает его Настя. — Зачем ты такие вещи говоришь?
— Какие?
— Ты знаешь я не выношу этого!
— Не волнуйся, его устранять никакого профита. Я же не гопник! У нас другие методы. Девочку умную под него подложили, денег дадим… Не возьмёт, тогда уж будем иначе разговаривать.
— Ясно… — с горечью. — Надеюсь что возьмёт. И уедет отсюда быстрее. Не хочу больше… грязи.
Вот су-у-ука…
Сжимаю кулаки.
А теперь моя Настя будет думать, что я трахаю умную девочку и диалога у нас не будет?
— Глеб, я очень тебя прошу, не надо никакой жести. Я боюсь. Ты обещал мне, что я буду защищена от всего этого.
— Правильно боишься. Да не того только, Настенька.
— Не поняла.
— А ты пойми. Он хочет голову того человека, который со мной в плотной связке. Если я его отдам…
— Отдай! Не просто так же он его голову хочет. Отдай и пусть уезжает.
— Глупенькая… Мне его нельзя отдать. Его же допрашивать будут. Под препаратами. А значит, мою голову срубят следующей. А если допрашивать под препаратами будут меня, тогда…
— О, господи!
— … и твоя прекрасная головка слетит с плеч. Вот чего тебе надо бояться. Поэтому отдать я ему этого человека не могу.
— Тогда я буду молиться, чтобы Зольников взял деньги и уехал.
Интересное кино… очень интересное. Куда ты встряла, Настя?..
— Мда. Хоть у нашего батюшки сорокоуст заказывай, вместо венчания. Но… мы чаще с противоположной инстанцией работаем.
Настя достаёт еще один бокал. Наливает себе коньяк. Зубы часто стучат о хрустальную кромку.
— Перестань, Настенька… Ты же знаешь, я за тебя всех закопаю. Успокойся.
— Господи… если бы я знала… как это всё будет… я бы тогда… просто закрыла глаза и всё это горе и унижение пережила молча… — шепчет она, по лицу катятся слёзы. — Отмылась бы и улетела на край света!
Обнимает ее сзади, забирая бокал. Паукообразные пальцы скользят по ее животу, груди…
Она не отталкивая обречённо смотрит в стену.
Мои губы немеют… в голове взрывается… Я встаю с кресла. Потому что от всплеска тестостерона, мои мышцы крутит.
Нельзя… Стоп. Слушай! — приказываю я себе.